Павловский Посад • Новости Павловского Посада • Предприятия и организации Павловского Посада

  - А это правда, что когда кто-то умирает, душа его через форточку вылетает? – спрашиваю я Галину. Ей сорок пять. Для меня, восемнадцатилетней, она кажется старой и очень умудренной жизнью.
   - Это тебе тетя Клава наплела? Просто палату проветриваем – порядок такой.
   Я только что окончила медучилище и начала работать медсестрой в хирургическом отделении больницы. Дежурю с Галей третью смену. Хожу за ней по пятам и пытаюсь запомнить все мои обязанности. Но иногда я теряюсь, забываю Галинины уроки и все, чему училась раньше. Делаю все по команде, боясь проявить малейшую инициативу.
   Галина надо мной смеется: «А если я не выйду на работу, мало ли что… Тогда что будешь делать?» Одной этой мысли пугаюсь, аж слезы наворачиваются на глаза.
   Из реанимации с третьего этажа (мы на первом) спустили Ивана Петровича: оперировали злокачественную опухоль. Сам из села, пока в больницу обратился, пока обследовали, пока в область отправили…
   - Ты посмотри за ним, а я в процедурном уберусь.
   Остаюсь в палате. Больной просит пить. Один глоток, другой. Начинается рвота. Делаю сильный обезболивающий укол, но он не спит.
   - Поговори со мной, сестренка. Ты сама-то откуда здесь?
   - Из деревни. По направлению после медучилища. Первую неделю работаю.
   - Ничего, привыкнешь. А Анну, мою жену, сюда завтра пустят?
   - Конечно. Она даже ночевать может в коридоре на кушетке. После операции разрешается.
   - Слава богу, думал, не увидимся больше. Виноват я перед ней, дочка: выпить любил. А детей трое… Не в дом нес, а мимо, в магазин. Натерпелась… Все хозяйство было на ней. А случалось, весь заработок с дружками пропивал. Один раз пришел под утро – пьяный, грязный. Шумно зашел:
   - Накрывай на стол, а не то…
   Заметалась она, подала что-то. А я – кулаком по столу: холодное.
   Тут мальчонка заплакал. Смотрю, а он весь горит. Аня всю ночь от него не отходила, а я…
   - Дочка, ее точно пустят? – Иван Петрович пытается повернуться, но от боли слабеет и закрывает глаза. Я поправляю подушку и иду спросить у Галины: нельзя ли еще укол сделать, чтобы уснул?
   Галя достает две ампулы, я набираю раствор в шприц и иду обратно в палату. Больной тихо стонет, а по щекам его текут слезы.
   - Хочется перед смертью прощения выпросить, в глаза ей посмотреть. Обижал я ее часто…
   Он еще что-то говорит, но лекарство уже действует и он забывается…
   Утром приехала его Анна – тихая, умело скрывающая горе. Иван Петрович еще спал. Прошла в палату – и не слышно ее.
   Я не видела их встречу, но потом часто представляла ее: открывает глаза, а рядом – она, его Аннушка, глядят друг другу в глаза и оба молчат.
   Во время обхода врач долго осматривал операционный шов, живот. А выйдя, приказал почаще заглядывать.
   Наша смена запаздывала. Может, автобус сломался? Галя заторопилась домой, а я осталась. Сидела на посту и раскладывала таблетки.
   Вдруг Анна как закричит на весь корпус: «Сестра, Иван…».
   Я – бегом к дежурному врачу.
   - В операционную, – едва взглянув, приказал он.
   - Аннушка, Аня, – вдруг закричал Иван Петрович уже с каталки, – прости меня, прости Христа ради!
   Аннушка метнулась, уже у двери операционной догнала, схватила его за руку и поцеловала: «Прости и ты меня, Ваня…».
   Он умер во время операции.
   Тетя Клава настежь распахнула двери в его палате. На улице шел осенний дождь…
  
   И. КИРЕЕВА
   Газета "ИСТОКИ" №37